Аннексию следует отличать от оккупации, которая сама по себе не влечёт изменения юридической принадлежности территории[5]. Так, например, Босния и Герцеговина, находившаяся под оккупацией Австро-Венгрии с 1878 года, была аннексирована ею только в 1908 году, а до того формально считалась территорией Османской империи. Турецкая Республика Северного Кипра провозглашена в 1983 году после ввода турецких войск в 1974 году, признана только Турцией, однако не включена в её состав[6].
Для оправдания актов аннексии в междугосударственных отношениях иногда инсценируется народное «волеизъявление» — в форме плебисцитов среди населения аннексируемых территорий. Эти лжеплебисциты представляют фальсификацию народного волеизъявления, так как они совершаются в условиях военной оккупации государством, производящим аннексию.
— Иванов Л. Аннексия. // Советская военная энциклопедия. Т. 1. — М.: Советская энциклопедия, 1932. Ст. 520.
Незаконность аннексии означает, что совершающие аннексию государства обычно избегают слова «аннексия» при описании собственных действий[7][8]. Во всех нерешённых территориальных спорах, где производилась аннексия, Израиль, Марокко и Россия избегали характеристики своих действий как аннексии[8][9].
↑Аннексия / Сперанская А. В. // Ангола — Барзас. — М. : Советская энциклопедия, 1970. — С. 40. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 2).
↑Кураков Л. П.Военная оккупация (неопр.). Экономика и право: словарь-справочник. Вуз и школа (2004). Дата обращения: 30 марта 2016. Архивировано из оригинала 8 апреля 2016 года.
↑Dajani, Omar M. (2017). "Symposium on revisiting Israel's settlements: Israel's creeping annexation". AJIL Unbound. 111. Cambridge University Press: 51–56. doi:10.1017/aju.2017.21. ISSN2398-7723. S2CID149297181. Архивировано 25 января 2022. Дата обращения: 9 марта 2022. …today's legal prohibition of conquest creates an incentive for states to obfuscate the reality of annexation that did not exist when such actions were lawful. Excessive formalism, accordingly, seems misplaced when assessing whether a state has manifested an intention to hold a territory "under its dominion" with sufficient clarity to constitute an unlawful annexation. Indeed, state practice offers no shortage of examples in which the international community has looked past a state's formal characterization of its actions when evaluating their lawfulness for this purpose—most recently in relation to Russia's annexation of Crimea. Accordingly, while a formal act of annexation is powerful evidence of intent, the lack of one is by no means dispositive. What other kinds of acts signal such an intention? As noted above, it may be signaled by a state's exercise, for a prolonged time, of the kinds of governmental functions typically reserved to a sovereign. An occupant's refusal to accept the law of occupation's applicability would seem probative for drawing this conclusion—as would a refusal to comply with duties under that law that relate specifically to distinguishing the rights of an occupant from those of a sovereign.
.jpg)
.svg)
