|
Белинский, Виссарион Григорьевич
Виссарио́н Григо́рьевич Бели́нский (рус. дореф. Виссаріонъ Григорьевичъ Бѣлинскій; 30 мая [11 июня] 1811[1][2][…] или 11 июня 1811[3], Свеаборг, Великое княжество Финляндское[5][1][…] — 26 мая [7 июня] 1848[1][4][…] или 7 июня 1848[3], Санкт-Петербург[5][4]) — русский литературный критик, теоретик, публицист. Биография
В 1719 году монастырь Аграфенина-Пустынь под Рязанью владел селом Белынь, Нижнеломовского уезда Пензенской губернии, которое в 1724 году стало вотчиной одного из рязанских монастырей. Жители этого села образовали его, переселившись в Нижнеломовский уезд (нынешняя Пензенская область). В Белыни служил священником некий Никифор Трифонов, в семье которого в 1784 году родился Григорий Никифорович, отец Виссариона Белинского. СемьяСемья была религиозной: священник Никифор Трифонов (1738—1825) имел репутацию праведника и аскета, его старший брат Алексей (1730—1813) тоже был священником, а племянник Иван — монахом. Сын Никифора, Григорий, в 1797 году поступил в Тамбовскую духовную семинарию, где, вероятно, и была дана ему фамилия Белынского, по обычаю, издавна существовавшему в семинариях, различать своих воспитанников по городам и селам, в которых они родились. Позже Григорий Никифорович, не окончив семинарию, оставил духовную карьеру и в 1804 году был принят на «казённый кошт» в Санкт-Петербургскую медико-хирургическую академию, откуда был выпущен кандидатом хирургии в морской госпиталь в Кронштадте в 1809 году. Лекарем стал в 1810 году, служил в крепости Свеаборг. 21 октября того же года по болезни был уволен со службы и по желанию вернуться в родные края, назначен уездным врачом в Чембаре. К 1830 г. дослужился до чина коллежского асессора, вместе с которым получил право на потомственное дворянство. Его жена — Мария Ивановна (1791 [1792?] — 1834), в девичестве Иванова, была дочерью шкипера и происходила из бедной дворянской семьи. ДетствоВиссарион родился 30 мая (11 июня) 1811 года в крепости Свеаборг, тогда принадлежавшей Российской империи[6][7]. Раннее детство Виссариона совпало с первыми годами Великого Княжества Финляндского. Впоследствии (1816) отец переселился в родной край и получил место уездного врача в городе Чембаре. Семья Белинских была небогата, что в дальнейшем дало повод биографам Белинского говорить о детской нищете как о причине ранней смерти критика[8]. Кроме того, Белинский-старший имел репутацию вольнодумца, не верующего в Бога и пренебрегающего обрядностью. Провинциальное общество брезговало общением с ним и обращалось к его услугам только в случае крайней необходимости. В конце концов с появлением в Чембаре 9-го егерского полка, который имел своих докторов, его практика сошла на нет. Сам Белинский описывал свою семью так:
Выучившийся чтению и письму у учительницы и получив от отца уроки латыни, Виссарион был отдан в только что открывшееся в Чембаре уездное училище. В августе 1825 г. он перешёл в губернскую гимназию, где проучился три с половиной года. В первый год он учился хорошо, но дальше стал пропускать уроки и не окончил четвёртого класса. Виссарион принимает решение поступить в Московский университет. Исполнение этого замысла было очень нелегко, потому что отец, по ограниченности средств, не мог содержать сына в Москве. Однако юноша решился бедствовать, лишь бы только быть студентом. При поступлении в университет он изменил свою фамилию с Белынский на Белинский, как на более благозвучную. Университетские годы, исключение В августе 1829 года Белинский был зачислен в студенты, а в конце того же года принят на казённый счёт. В комнате общежития, где жил В. Г. Белинский, позже стал собираться кружок студентов-разночинцев Московского университета «Литературное общество 11-го нумера», который был создан для обсуждения проблем литературно-общественной и политической жизни и чтения собственных произведений. С 1829 по 1832 год он учился на словесном отделении философского факультета Московского университета. Поступление в университет, помимо сдачи экзаменов, было сопряжено с целым рядом формальностей. В частности, требовалось поручительство «о непринадлежности к тайным обществам». Такое поручительство предоставил генерал Дурасов — знакомый родственников Белинского. Московский университет того времени ещё принадлежал по своему характеру и направлению к дореформенной эпохе, но в нём уже появились молодые профессора, знакомившие студентов с самой настоящей наукой и бывшие предвестниками блистательного периода университетской жизни 1840-х годов. Лекции Николая Надеждина и Михаила Павлова вводили слушателей в круг идей германской философии (Шеллинга и Окена). Увлечение интересами мысли и идеальными стремлениями соединило наиболее даровитых студентов в тесные дружеские кружки, из которых впоследствии вышли очень влиятельные деятели русской литературы и общественной жизни. В этих кружках Белинский — и в годы своего студенчества, и позже — нашёл горячо любимых друзей, которые ему сочувствовали и вполне разделяли его стремления (Герцен, Огарёв, Станкевич, Кетчер, Евгений Корш, впоследствии — Василий Боткин, Фаддей Заблоцкий и другие). Бытовые условия в Университете были тяжёлыми. Белинский описывает их так:
Всё это привело к тому, что Виссарион, с детства слабый, начал хронически болеть. В августе 1831 года Белинский сообщает в письме родителям: «У меня открылась в правом боку жестокая колика, которую ещё более усугублял сильный кашель… Я ужасно боюсь, чтобы болезнь моя не обратилась в чахотку». В начале 1832 года он находился в больнице почти четыре месяца с диагнозом «хроническое воспаление лёгких» и вынужден был выписаться, недолечившись. В июне 1832 года в письме брату Виссарион сообщил, что здоровье «…почти невозвратно потеряно»[9]. Поддавшись влиянию носившейся тогда в воздухе философии и ещё более — влиянию литературного романтизма, молодой студент Белинский решился выступить на литературном поприще с трагедией в стиле шиллеровских «Разбойников», заключавшей в себе сильные тирады против крепостного права. Представленная в цензуру (состоявшую в то время из университетских профессоров), трагедия «Дмитрий Калинин» не только не была разрешена к печати, но и послужила для Белинского источником целого ряда неприятностей, которые привели, в конце концов, к его исключению из университета в сентябре 1832 года «по слабости здоровья и притом по ограниченности способностей»[10]. Именно в это время и родился один из многих знаменитых афоризмов критика: «Сила и понимание книги в её своевременном прочтении»[источник не указан 928 дней]. Белинский остался безо всяких средств и кое-как перебивался уроками и переводами (перевёл роман Поля де-Кока «Магдалина», М., 1833). Ближе познакомившись с профессором Надеждиным, основавшим в 1831 году новый журнал «Телескоп», он стал переводить небольшие статейки для этого журнала и, наконец, в сентябре 1834 года выступил с первой своей серьёзной критической статьёй, с которой, собственно, и начинается его настоящая литературная деятельность. Влияние кружка Станкевича на БелинскогоВ эти годы Белинский находился под влиянием кружка Станкевича, направившего в это время все свои умственные силы на изучение философской системы Гегеля, которая разбиралась до мельчайших подробностей и комментировалась в бесконечных спорах. Главным оратором кружка был М. А. Бакунин, поражавший своей начитанностью и рассудительностью. Идя вслед за ним, Белинский всецело усвоил одно из основных положений гегелевского миросозерцания: «всё действительное разумно», — и явился страстным защитником этого положения в самых крайних логических его последствиях и особенно в применении к действительности русской. Белинский и его друзья в те годы «жили» философией, на всё смотрели и всё решали с философской точки зрения. Это было время их первого знакомства с Гегелем, и восторг, возбуждённый новизной и глубиной его идей, на некоторое время взял верх над всеми остальными стремлениями передовых представителей молодого поколения, сознавших на себе обязанность быть провозвестниками неведомой у нас истины, которая казалась им, в пылу первого увлечения, всё объясняющей, всё примиряющей и дающей человеку силы для сознательной деятельности. Органом этой философии и явился «Московский Наблюдатель» в руках Белинского и его друзей. Его характерными особенностями были: проповедь полного признания «действительности» и примирения с нею, как с фактом законным и разумным; теория чистого искусства, имеющего целью не воспроизведение жизни, а лишь художественное воплощение «вечных» идей; преклонение перед немцами, в особенности перед Гёте, за такое именно понимание искусства, и ненависть или презрение к французам за то, что они вместо культа вечной красоты вносят в поэзию временную и преходящую злобу дня. Все эти идеи и развивались Белинским в статьях «Московского Наблюдателя» с обычной страстностью, с которой он всегда выступал на защиту того, во что верил; прежняя проповедь личного самосовершенствования, вне всякого отношения к вопросам внешней жизни, сменилась теперь поклонением общественному статус-кво. К этому времени относится исповедание Белинским теории «примирения с действительностью», отчасти почерпнутой у Гегеля. Белинский отстаивал ту точку зрения, что действительность значительнее всех мечтаний. Однако он смотрел на неё глазами идеалиста и не столько старался её изучать, сколько переносил в неё свой идеал и верил, что этот идеал имеет себе соответствие в действительности или что, по крайней мере, важнейшие элементы действительности сходны с теми идеалами, какие найдены для них в системе Гегеля. Такая уверенность, очевидно, была лишь временным и переходным увлечением системой и скоро была поколеблена. Этому содействовали, главным образом, два обстоятельства: во-первых, жаркие споры Белинского и его друзей с кружком Герцена и Огарёва, уже давно покинувших теоретическое философствование ради изучения вопросов общественных и политических, и оттого постоянно указывавших на резкие и непримиримые противоречия действительности с идеалами, и, во-вторых, более тесное и непосредственное соприкосновение с русской общественной жизнью того времени, вследствие переезда Белинского в Петербург. Около 1840 года Белинский решительно порвал с «примирением» и очень быстро заслужил репутацию одного из самых непримиримых писателей современности. Тогда же он уверился в социализме, который стал для него, по его же собственным словам, «идею идей, бытием бытия, вопросом вопросов, альфою и омегою веры и знания». Первая критическая статьяЭта критическая статья Белинского, помещённая в нескольких номерах издававшейся при «Телескопе» «Молвы» под названием: «Литературные мечтания. Элегия в прозе», представляет собой обзор исторического развития русской литературы. Установив понятие литературы в идеальном смысле и сравнивая с ним положение русской литературы от Кантемира (1708—1744) до новейшего времени, Белинский высказывает убеждение, что «у нас нет литературы» в том широком, возвышенном смысле, как он её понимает, а есть лишь небольшое число писателей. Он с уверенностью высказывает этот отрицательный вывод, но именно в нём и находит залог богатого будущего развития: этот вывод важен и дорог, как первое сознание истинного значения литературы; с него и должны были начаться её деятельное развитие и успехи.
В этой первой своей статье, которая произвела на читателей очень сильное впечатление, Белинский явился, с одной стороны, прямым продолжателем Надеждина, а с другой — выразителем тех мнений о литературе и её задачах, какие высказывались в то время в кружке Станкевича, имевшем решительное влияние на развитие убеждений критика. Надеждин, восставая против современного ему романтизма с его дикими страстями и заоблачными мечтаниями, требовал от литературы более простого и непосредственного отношения к жизни; кружок Станкевича, всё более и более увлекавшийся направлением философским, ставил на первый план воспитание в себе «абсолютного человека», то есть личное саморазвитие, безотносительно к окружающей нас действительности и общественной среде. Оба эти требования и были положены Белинским в основу его критических рассуждений. Их горячий тон, страстное отношение критика к своему предмету остались навсегда отличительной особенностью всего, что выходило из-под его пера, потому что вполне соответствовало его личному характеру, главной чертой которого всегда было, по словам Тургенева, «стремительное домогательство истины». В этом «домогательстве» Белинский, одарённый крайне восприимчивой и впечатлительной натурой, провёл всю жизнь, всей душой отдаваясь тому, что в данную минуту считал правдой, упорно и мужественно отстаивая свои воззрения, но не переставая, в то же время, искать новые пути для разрешения своих сомнений. Новые пути и указывались ему русской жизнью и русской литературой, которая именно со второй половины 1830-х годов (с появлением Гоголя) начала становиться выражением действительной жизни. Начало карьеры литературного критика. Работа в «Телескопе»Второе литературное обозрение Белинского, появившееся в «Телескопе» через полтора года после первого (1836), проникнуто тем же отрицательным духом; существенная мысль его достаточно выражается самым заглавием: «Ничто о ничём, или отчёт г. издателю „Телескопа“ за последнее полугодие (1835) русской литературы». Но появление повестей Гоголя и стихотворений Кольцова уже заставляет критика надеяться на лучшее будущее: в этих произведениях он уже видит начало новой эпохи в русской литературе. Эта мысль ещё яснее выступает в большой статье: «О русской повести и повестях Гоголя», за которой следовали статьи о стихотворениях Баратынского, Бенедиктова и Кольцова. В 1835 году Надеждин, уезжая на время за границу, поручил издание «Телескопа» Белинскому, который старался, сколько было возможно, оживить журнал и привлечь к сотрудничеству свежие литературные силы из круга близких к нему людей. После возвращения Надеждина Белинский продолжал принимать очень деятельное участие в журнале до его запрещения (1836), которое оставило Белинского без всяких средств к жизни. Все попытки найти работу были безуспешны. Иной труд, кроме литературного, был для Белинского почти немыслим; изданная им в середине 1837 года «Русская грамматика» не имела никакого успеха. В том же году у Белинского был диагностирован сифилис[11]. В июне 1837 года Белинский отправился на Кавказ и с 20 июня начал лечиться в Пятигорске. Там он провёл три месяца и, по собственным оценкам, немного поправил здоровье[12] (хотя лечение ртутной мазью, вероятно, сказалось на нём отрицательно). Однако тяжёлое материальное положение (он существовал только на помощь друзей и займы) не могло не отразиться на его состоянии. Написал около десятка писем из Пятигорска. Лечился «усердно и ревностно», с 8 июня по 8 июля ему было отпущено 102 ванных билета. Здесь он познакомился с М. Ю. Лермонтовым на квартире у Сатина в доме Варлаама Арешева (ныне на этом месте санаторий «Руно»)[13][14]. Ситуация несколько улучшилась в начале 1838 года, когда он сделался негласным редактором «Московского наблюдателя», перешедшего от прежних издателей в другие руки. В этом журнале Белинский стал таким же неутомимым работником, каким был прежде в «Телескопе»; здесь помещён целый ряд его крупных критических статей, 5-актная драма «Пятидесятилетний дядюшка или странная болезнь», после которой Белинский окончательно убедился, что его призвание — только в критике[источник не указан 859 дней]. Работа в «Отечественных записках»Этот переезд состоялся в конце 1839 года, когда Белинский, убедившись в материальной невозможности продолжать издание «Наблюдателя» и бороться с увеличивающейся нуждой, вошёл, через И. И. Панаева, в переговоры с А. А. Краевским, и принял его предложение взять на себя критический отдел в «Отечественных записках». С болью в сердце оставлял Белинский Москву и друзей своих, и в Петербурге долго ещё не мог освоиться со своим новым положением: его первые статьи в «Отечественных записках» (о «Бородинской годовщине», о Менцеле, о «Горе от ума») ещё носят на себе «московский» отпечаток, даже усиленный, как будто критик хотел во что бы то ни стало довести свои выводы о разумной действительности до самого крайнего предела. Но действительность, при более близком знакомстве с нею, ужаснула его, — и старые вопросы, занимавшие его мысль, мало-помалу стали являться перед ним в другом свете. Весь запас нравственных стремлений к высокому, пламенной любви к правде, направлявшийся прежде на идеализм личной жизни и на искусство, обратился теперь в скорбь об этой действительности, на борьбу с её злом, на защиту беспощадно попираемого ею достоинства человеческой личности. С этого времени критика Белинского приобретает значение общественное; она всё больше и больше проникается живым интересом к русской жизни и, вследствие этого, становится всё более и более положительной. С каждым годом в статьях Белинского мы находим всё меньше и меньше рассуждений о предметах отвлечённых; всё решительнее становится преобладание элементов данных жизнью, всё яснее признание жизненности — главной задачей литературы. «Отечественные записки» поглощали теперь всю деятельность Белинского, работавшего с чрезвычайным увлечением и вскоре сумевшему завоевать своему журналу, по влиянию на тогдашних читателей, первое место в литературе. В целом ряде больших статей Белинский является теперь уже не отвлечённым эстетиком, а критиком-публицистом, разоблачающим фальшь в литературе. От литературы он требует возможно более полного изображения действительной жизни:
Свою собственную деятельность Белинский воспринимал как служение, наподобие монашеского или военного. Ещё в 1839 году он писал:
 Отношение Белинского к религии и патриотизмуРелигиозные убеждения молодости скоро сменились атеистическими настроениями. В 1845 году Белинский пишет Герцену: «в словах Бог и религия вижу тьму, мрак, цепи и кнут»[15]. Официально Белинский не объявлял себя атеистом, но был известен критикой религии вообще и православия в частности. Белинский крайне критически относился к национальному псевдопатриотизму. В частности, именно Белинский приложил большие усилия для популяризации стигматизирующего выражения Квасной патриотизм (принадлежало Вяземскому, Белинский называл его «счастливым выражением» Вяземского). Но между тем он был глубоким патриотом и верил в то, что русский народ ждет большое будущее:
В ранний (гегельянский) период творчества он писал, что жизнь каждого народа «выражает одну какую-нибудь сторону жизни всего человечества»:
Выражение особенности развития отдельных народов Белинский видел в «особом, одному ему присущем образе мыслей и взглядов на предметы, в религии, в языке и более всего в обычаях», источник которых, по мнению молодого критика, проистекал из «причины всех причин — климата и местности». Последние годыКроме ежегодных обозрений текущей литературы, в которых взгляды Белинского высказывались с особенной полнотой и последовательностью, кроме статей о театре и массы библиографических и политических заметок, Белинский поместил в «Отечественных Записках» 1840—1846 годов статьи о Державине, Лермонтове, Майкове, Полежаеве, Марлинском, о русской народной поэзии и ряд больших статей (1844), составивших целый том и представляющих, в сущности, историю русской литературы от Ломоносова до смерти Пушкина. Между тем здоровье Белинского становилось всё хуже и хуже: у него развивалась чахотка. А. И. Герцен так описал Белинского в тот период:
Осенью 1845 года Белинский выдержал сильный приступ болезни. С этого времени и до смерти его лечащим врачом стал Карл Андреевич Тильман. Срочная работа становилась ему невыносима; отношения с редакцией «Отечественных Записок» стали расстраиваться, и в начале 1846 года Белинский оставил журнал. Этому предшествовал конфликт с издателем Краевским, после которого Белинский стал его врагом. Впоследствии он писал:
Лето и осень этого года Белинский провёл вместе с артистом Щепкиным на юге России. В Одессе Белинского консультировал некий доктор, знакомый М. С. Щепкина. В дальнейшем его курировал штаб-лекарь Андрей Фёдорович Арендт (1795—1862), который лечил его курением белладонны[18] и морскими купаниями. Возвратившись в Петербург, Белинский сделался постоянным сотрудником нового журнала «Современник», издание которого взяли на себя Н. А. Некрасов и И. И. Панаев, собравшие вокруг себя лучшие литературные силы того времени. Но дни Белинского были уже сочтены. Не считая мелких библиографических заметок, ему удалось напечатать в «Современнике» только одну большую статью: «Обозрение литературы 1847 года». Усилившаяся болезнь заставила его предпринять поездку за границу (с мая по ноябрь 1847 года), на немецкий курорт Зальцбрунн, где его пользовал некий доктор Цемплин, которого ему порекомендовал Тильман. Лечение доктора было шарлатанским, облегчения не наступило[19]. 13 июля Белинский, чахнувший чахоткой, за 3 дня напишет письмо Н. В. Гоголю. Находясь на курорте, Белинский написал ставшее почти легендарным открытое «Письмо Н. В. Гоголю 15 июля 1847 г.» (которое расходилось тогда по России как запрещённый «самиздат», а в легальной прессе было опубликовано лишь после революции 1905 года). В этом письме Белинский, в частности, утверждал:
Письмо Белинского Гоголю стало, фактически, последним и самым ярким его публицистическим выступлением. Последняя попытка лечения и смерть Белинский пытался бороться за жизнь с июня 1847 года. Разочаровавшись в немецких врачах, он обратился к французской медицине и стал пациентом доктора Тира де Мальмор (J. Tirat de Malemort), энергичного шарлатана, обещавшего исцеление от чахотки, наблюдались кашель, кровохарканье. Он лечился в частном санатории (Maison de santê — Дом здоровья) доктора Тира в Пасси. По возвращении в Петербург его лечащий врач Тильман сначала раскритиковал средства Тира, а потом уверил Белинского, что нашёл их аналоги. Дорогостоящее лечение окончательно разорило Белинского, у которого не осталось ничего, кроме долгов. Болезнь прогрессировала. Начались и трудности с публикациями. Белинский даже был вызван в III отделение на профилактическую беседу, но к тому моменту уже не мог подняться с постели. Белинский скончался 7 июня 1848 года в Санкт-Петербурге[20]. Похороны Похоронен на Волковском кладбище Санкт-Петербурга[21][22], о чём есть запись в архиве при церкви на кладбище: «Виссарион Григорьев Белинский. За копку могилы 1 руб. За катафалк 2 руб. За место по 5 разряду 5 руб.» После того, как рядом с Белинским в 1861 году был похоронен Николай Добролюбов, эта часть Волковского кладбища стала популярным местом упокоения русских писателей и литературных критиков, получив название «Литераторские мостки». В настоящее время они являются одним из самых престижных в Санкт-Петербурге некрополей для выдающихся деятелей культуры и науки. СемьяС будущей женой, Марией Васильевной Орловой, Белинский был знаком ещё с 1835 года. В летние месяцы 1843 года он пережил в Москве вторую «весну своих дней и чувств» — и уехал из Москвы уже «женихом». Его невесте, классной даме московского Екатерининского института было также 32 года. Свадьба состоялась в Петербурге 12 ноября 1843 года, а 13 июня 1845 года у них родилась дочь Ольга (в замужестве Бензис, умерла 4 декабря 1904 года). Младшие двое детей Белинских умерли в младенчестве: сын Владимир — примерно 20 марта 1847 г. в возрасте четырёх месяцев, а дочь Вера — в 1849 году, в годовалом возрасте. О своей семейной жизни Белинский ничего никому не говорил. В письме же к жене 7 мая 1846 года писал: «Странные мы с тобою, братец ты мой, люди: живём вместе — не уживаемся, а врозь — скучаем». Кроме того, дома у Белинского поселилась и сестра жены, Агриппина Васильевна Орлова, доставлявшая ему, заодно с женой, немало тяжёлых минут своим характером. В письмах Белинскому жена пеняла ему, что он с ней «дурно обращается», что он уехал лечиться (за два года до смерти) «без причины», а значит, не любит жену и ребёнка. А сестра её, Агриппина, заявляла в письмах, что она «плюёт» на Белинского[23]. Потомки дочери Белинского — Ольги Белинской-Бензис — в настоящее время живут в Греции и во Франции[24]. Другая часть потомков проживает сейчас в Москве. Оценки, критика и значениеОтношение к Белинскому со стороны властей и лояльной части интеллигенции было отрицательным. В последние годы царствования Николая I само имя Белинского было изъято из обращения и даже в первые годы царствования Александра II не произносилось в печати прямо, а заменялось выражением: «критик гоголевского периода». Это привело к тому, что Белинский стал символом и знаменем либеральной интеллигенции. Он явился учителем и руководителем молодого поколения писателей — плеяды 1840-х годов. Как литературный критик Белинский выдвинул и обосновал теорию реализма. Его статьи-монографии о творчестве А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, А. С. Грибоедова, М. Ю. Лермонтова содержали ряд принципиальных для революционных демократов эстетических принципов и положений: народность, соответствие действительности, верность характеру героя, современность. Художественная точка зрения всегда сочеталась у него с исторической и социальной[25]. Г. В. Плеханов считал Белинского «самым глубокомысленным из наших критиков», обладавшим «чутьём гениального социолога»[26]. Для русского революционного движения и советского периода была характерна восторженная оценка Белинского. Отношение же писателей право-консервативной направленности к его фигуре и философии было во многом отрицательным. Например, высоко оценённый Белинским Достоевский в «Дневнике писателя» критически отнёсся к его социально-реформаторским взглядам:
Н. А. Бердяев так характеризовал его[27]:
Относительно нейтральные оценки вклада Белинского в литературоведение появились достаточно поздно. П. Вайль и А. Генис в книге «Родная речь. Уроки изящной словесности» высказываются о нём так:
Память,_Russian_literary_critic_of_Westernizing_tendency._Portrait_based_on_Kirill_Gorbunov%27s_painting).jpg) В честь В. Г. Белинского были названы:
_and_Titles_of_Literary_Works).jpg)
В 2013 году имя Белинского носили 478 площадей, улиц и переулков в России[31], в том числе в Абакане, Бердске, Владивостоке, Волгограде, Воронеже, Губкине Белгородской области, Екатеринбурге, Иркутске, Йошкар-Оле, Калининграде, Каменке, Казани, Кисловодске, Кузнецке, Липецке, Нижнем Новгороде, Новосибирске, Новоуральске, Пензе, Перми, Пскове, Россоши, Санкт-Петербурге, Махачкале, Старом Осколе, Сыктывкаре, Тольятти, Торжке, Томске, Тюмени, Уфе[32], Череповце, Якутске, Ярославле. В Твери и Петрозаводске имя Белинского носят улица и проезд. ,_Russian_literary_critic_of_Westernizing_tendency._Portrait_based_on_Ivan_Astafiev%27s_lithography).jpg) Улицы Белинского есть также в Братиславе , Алчевске (Луганская область), Ташкенте (сейчас — улица Халкобод), Бишкеке (сейчас — улица Манаса), Минске, Кишинёве, Севастополе, Талдыкоргане, Караганде, Ужгороде, Харькове, Снежном (также назван и мост), Херсоне. Ранее именем Белинского называлась одна из улиц Алма-Аты (сейчас — улица Джансугурова). Площадь, улица и мост в Санкт-Петербурге. Центральный парк культуры и отдыха им. В. Г. Белинского и один из скверов в городе Пензе.
Имя В. Г. Белинского присвоено:
Библиотеки имени В. Г. Белинского существуют в Пензе (библиотека основана в 1895 году, имя Белинского носит с 1898 года), Екатеринбурге (основана и носит имя Белинского с 1899 года), Калуге, Ленинск-Кузнецком, Краснодаре, Красноярске, Новосибирске, Якутске, Нижнем Новгороде, Керчи.
В 1980 году на воду спущен теплоход «Виссарион Белинский». В 2018 году по итогам голосования Великие имена России Пензенский аэропорт был назван в честь Виссариона Григорьевича Белинского.
АН СССР учредила литературную премию его имени. Первоначально премия вручалась за работы, связанные с наследием критика, позже стала вручаться за книги, в которых рассматривался труд других революционных писателей; после распада СССР премия не вручается. В 2019 г. по инициативе Свердловской областной библиотеки была учреждена Всероссийская литературно-критическая премия «Неистовый Виссарион»[33]. В 2021 г. Объединением государственных литературно-мемориальных музеев Пензенской области учреждена премия в области литературной и театральной критики «Я в мире боец» имени В. Г. Белинского[34].
В 1938 году в городе Чембаре Пензенской области был открыт единственный в России литературно-мемориальный музей В. Г. Белинского, а впоследствии был установлен памятник критику. Памятники
В городе Пензе установлено четыре памятника В. Г. Белинскому:
ФильмИзвестные высказывания
БиблиографияРаботы
Издания
Собрания сочинений
О Белинском
См. такжеПримечания
Литература
Ссылки
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
.jpg)
